Неточные совпадения
— А некий студент Познер, Позерн, — инородец, как слышите, — из окна вагона кричит простодушно: «Да здравствует революция!» Его — в солдаты, а он вот извольте! Как же гениальная власть наша должна перевести возглас этот на
язык,
понятный ей? Идиотская власть я, — должна она сказать сама себе и…
Когда она, кончив читать, бросила книгу на кушетку и дрожащей рукою налила себе еще ликера, Самгин, потирая лоб, оглянулся вокруг, как человек, только что проснувшийся. Он с удивлением почувствовал, что мог бы еще долго слушать звучные, но мало
понятные стихи на чужом
языке.
— А — что? Ты — пиши! — снова топнул ногой поп и схватился руками за голову, пригладил волосы: — Я — имею право! — продолжал он, уже не так громко. — Мой
язык понятнее для них, я знаю, как надо с ними говорить. А вы, интеллигенты, начнете…
Стала говорить она самым простым
языком вещи
понятные, очень
понятные, но каких от нее, да и ни от кого прежде, не слышали ее швеи...
Фогт обладает огромным талантом преподавания. Он, полушутя, читал у нас несколько лекций физиологии для дам. Все у него выходило так живо, так просто и так пластически выразительно, что дальний путь, которым он достиг этой ясности, не был заметен. В этом-то и состоит вся задача педагогии — сделать науку до того
понятной и усвоенной, чтоб заставить ее говорить простым, обыкновенным
языком.
Симеон не любил, когда приходили большими компаниями, — это всегда пахло скандалом в недалеком будущем; студентов же он вообще презирал за их мало
понятный ему
язык, за склонность к легкомысленным шуткам, за безбожие и, главное — за то, что они постоянно бунтуют против начальства и порядка.
Тут начал он толковать с обоими перевозчиками, которые жили постоянно на берегу в плетеном шалаше; немилосердно коверкая русский
язык, думая, что так будет
понятнее, и примешивая татарские слова, спрашивал он: где бы отыскать нам червяков для уженья.
Милая О… Милый R… В нем есть тоже (не знаю, почему «тоже», — но пусть пишется, как пишется) — в нем есть тоже что-то, не совсем мне ясное. И все-таки я, он и О — мы треугольник, пусть даже и неравнобедренный, а все-таки треугольник. Мы, если говорить
языком наших предков (быть может, вам, планетные мои читатели, этот
язык —
понятней), мы — семья. И так хорошо иногда хоть ненадолго отдохнуть, в простой, крепкий треугольник замкнуть себя от всего, что…
Изобрели собственную, никому не
понятную азбуку и таинственный разговорный
язык.
Мартын Степаныч провел у себя за ухом и, видимо, постарался перевести известное определение идеи, что она есть абсолютное тожество мысли с предметностью, на более
понятный для Аггея Никитича
язык.
Мы не любим, синьор, когда о наших делах пишут в газетах
языком, в котором
понятные слова торчат редко, как зубы во рту старика, или когда судьи, эти чужие нам люди, очень плохо понимающие жизнь, толкуют про нас таким тоном, точно мы дикари, а они — божьи ангелы, которым незнаком вкус вина и рыбы и которые не прикасаются к женщине!
Святотатственною рукою была отдернута завеса, сызвека скрывающая тайну жизни и тайну смерти, и они перестали быть тайной, — но не сделались они и
понятными, как истина, начертанная на неведомом
языке.
Можем сказать только то, что не он тот человек, который сумеет, на
языке,
понятном для русской души, сказать нам это всемогущее слово: «Вперед!».
И, может быть, даже сам старый, ноздреватый, источенный временем Гамбринус пошевеливал бровями, весело глядя на улицу, и казалось, что из рук изувеченного, скрюченного Сашки жалкая, наивная свистулька пела на
языке, к сожалению, еще не
понятном ни для друзей Гамбринуса, ни для самого Сашки...
— Расскажите, — как это? — попросил он. Ему было приятно слышать её, — казалось, что она говорит на
языке новом для него, хотя и
понятном.
Русский народ говорит своим старым
языком; судьи и подьячие пишут новым бюрократическим
языком, уродливым и едва
понятным, — они наполняют целые in-folio грамматическими несообразностями и скороговоркой отчитывают крестьянину эту чепуху. Понимай как знаешь и выпутывайся как умеешь. Крестьянин видит, к чему это клонится, и держит себя осторожно. Он не скажет лишнего слова, он скрывает свою тревогу и стоит молча, прикидываясь дураком.
— Вот, — произнес он на хорошо
понятном Милице немецком
языке, которым говорят и швабы, — вот выловил нынче из погреба пана Разеловича, что расстреляли нынче за чрезмерную приверженность к русским. Пана-то расстреляли, a погреба его да и всю усадьбу отдали нам в добычу. Что касается меня, то я там немало поживился и тем и другим… A уж насчет этого коньяка не погневитесь, коллеги, остатки..
— Бог с вами, что вы говорите, Любовь Аркадьевна! Вы молоды и чисты, а потому доверчивы… Неелов был первый человек, который сумел заговорить с вами
языком,
понятным вашему сердцу, да еще и при таких обстоятельствах. Виноваты ли вы, что поверили ему?.. Ну, а теперь говорю с вами я и прежде всего объявляю, что если отец ваш и благословит наш брак, я заранее отказываюсь от его богатства… согласны вы?
Ему и
понятным лишь для него
языком Петр Иннокентьевич порой задавал мучающие его вопросы...
Одежда странника была не немецкая; он говорил и
языком хотя
понятным для чехов, но все-таки не чешским. Старик, прежде чем поклонился хозяевам, положил несколько крестных знамений перед иконою, вделанною в небольшое дупло вяза, что очень понравилось набожным чехам.
Он обладал природной наблюдательностью, писал
языком понятным для массы и имел среди выходящих из нее невзыскательных читателей сравнительный успех.
Начались беспрестанные панские съезды и совещания; французский
язык, не
понятный дворовым, сильно пошел в ход.
Она прихорашивалась и заигрывала с ним, но ужас не сходил с его темного лица; она мучительно старалась снова стать той нежной и желанной, какой была десять лет назад, и делала скромное девичье лицо и шептала наивные девичьи речи, но хмельной
язык не слушался ее, сквозь опущенные ресницы еще ярче и
понятнее сверкал огонь страстного желания, — и не сходил ужас с темного лица ее мужа.